Четыре года назад Евдокия Киприяновна не могла ни ходить, ни стоять – даже опершись на взрослые ходунки. Жуткая боль пронизывала все тело. Коксартроз в тяжелой форме – это вам не шуточки! Тем более – в восемьдесят шесть лет. – То, что сделал доктор Полляк, равносильно чуду! – не скрывает эмоций ее сын. – В клинике на Московской, 19, маме сделали операцию. После замены тазобедренного сустава все мамины мучения канули в прошлое. Встав на ноги, мама стала снова много ходить – в магазины, в театр, в парк. В общем, ей, как и прежде, до болезни, дома не сидится.
СТАРШЕ, ЧЕМ СССР
Тот год для страны был богат на события. В Москве состоялся XI съезд РКП (б). В Рапалло заключили российско-германский договор. В мае произошел апоплексический удар у Ленина, первый по счету. По осени выпустили в обращение червонцы. В конце октября Красная армия овладела Владивостоком. Ну и наконец, 30 декабря в Москве было провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик.
В том же 1922 году случилось еще одно событие – в государственном масштабе может и ничтожное. Но для старовера Киприяна Токмакова оно было, пожалуй, самым отрадным. Четырнадцатого марта, в день Евдокеи-плющихи, у него родилась дочь.
Угадайте-ка, как ее назвали? Ну, конечно же, Евдокия!
«Какова Евдокея, таково и лето: либо ясное, либо пасмурное» – так считалось издавна. Жизнь Евдокии Токмаковой вобрала в себя многие лета – как мрачные, так и лучезарные. По ним можно судить о целой эпохе, канувшей в прошлое. А впрочем – и о некоторых современных реалиях тоже.
«НУ, А ЧЕГО ВЫ ХОТИТЕ?!»
Случилось это лет пять тому назад. У Евдокии Киприяновны вдруг, ни с того ни с сего, разболелось правое бедро. Решила она сходить в поликлинику по месту жительства. Там ее принял хирург. Выслушал, осмотрел и сказал: «Ну, а чего вы хотите? Лет-то вам уже сколько?! Это всё – от возраста! Тут уж я вам ничем не могу помочь».
Вот такой диковинный «диагноз» поставили в поликлинике Евдокии Киприяновне: возраст.
Между тем, даже сегодня, когда Евдокии Киприяновне исполнилось девяносто лет, ее не назовешь престарелой, немощной женщиной. Ясный ум, живая речь, память в полном порядке. А энергии в ней столько, что Кролик Энерджайзер позавидует. Сама моет полы в своей квартире. Готовит, стирает сама. Каждый божий день ходит за продуктами в магазин. И частенько – не в ближний, а в тот, что подальше. А то еще, бывает, сядет на трамвай и поедет туда, где «морковка на три рубля дешевле».
Думаете, дело только в желании сэкономить «копеечку»? Пенсия у нее, конечно, маленькая, как у всякого ветерана труда, и побуждает к бережливости. Но считать, что все сводится только к этому, было бы ошибкой.
Походы по магазинам для Евдокии Киприяновны – это как фитнес для молодых. Это ее обязательный моцион. Или, точнее, одно из слагаемых ее каждодневной физической нагрузки.
Встав поутру и умывшись, Евдокия Киприяновна не спешит на кухню подогревать чайник, нет. Завтрак будет позже, а сейчас – зарядка! Раз-два-три… Раз-два-три… Упражнения несложные, но без них самочувствие и настроение будут весь день неважнецкими. После обеда у Евдокии Киприяновны, как вы уже знаете, – пешая прогулка до магазина. Оттуда – домой. В «хрущевке», где она раньше жила, понятное дело, лифта нет. Для многих жильцов верхних этажей – это безусловный минус, а для Евдокии Киприяновны – очевидный плюс.
Раз-два…Три-четыре… Раз-два…Три-четыре… Раз-два…Три-четыре… И вот уже она на втором этаже.
Раз-два…Три-четыре… Раз-два…Три-четыре… Раз-два…Три-четыре… И вот уже этаж третий.
Еще немного усилий, и она дома. Точнее, перед дверью своей квартиры на четвертом этаже.
И так – каждый день.
Не продиктован ли этот ее распорядок тем, что просто некому о ней позаботиться? Никак нет! Ее сын, живущий с семьей отдельно от матери, регулярно снабжает ее продовольствием. В основном это – картофель, капустные кочаны, питьевая вода в канистрах – то, что ей самой было бы не по силам донести до квартиры. Что касается остальных продуктов: «Не надо баловать меня, как ребенка! Я человек самостоятельный и могу сама купить себе колбаски, пельменей или печенюшек к чаю! Зачем лишать меня удовольствия?!»
Евдокия Киприяновна, словом, – женщина с характером. Не растеряйся она от «диагноза» участкового хирурга, думаю, на его глупый вопрос: «Ну, а чего вы хотите?!» ответила бы честно: «Хочу ходить, не испытывая ни малейшей боли. Неужели такое желание противоестественно для человека?! В каком бы возрасте он ни был…»
ПОД ЛЕЖАЧИЙ КАМЕНЬ ВОДА НЕ ТЕЧЕТ
Эту простую истину Евдокия Киприяновна усвоила рано, еще в детстве. В девять лет она лишилась отца. А через год, не перенеся ареста мужа, умерла мама. Заботу о детях взяли на себя родственники. Евдокия не была младшей: после нее в семье родились еще две девочки. А потому ей пришлось всемерно помогать приемным родителям.
Когда грянула война, ее взяли на работу в поселковый клуб киномехаником. Проработав там до Победы, она без сожаления уступила место прежнему киномеханику-фронтовику. К тому моменту младшие сестры уже выросли, окончили школу, и можно было, наконец-то, строить свои собственные планы на жизнь.
Она поступила в музыкально-педагогическое училище. Играть на фортепиано и баяне, петь и танцевать и учить этому детвору – замечательная профессия! После училища устроилась музыкальным воспитателем в детский садик. Ей было уже тридцать в ту пору.
Следующие тридцать лет пролетели в одно мгновение. Пенсию ей дали мизерную. На такие деньги и одной не прожить, а уж вдвоем с сыном-студентом – и подавно! Пришлось искать приработок. Сидячий труд никогда не нравился Евдокии Киприяновне, и она пошла работать разносчиком телеграмм.
«Отличная была работа! – вспоминает она. – Придешь поутру на телеграф, возьмешь телеграммы и извещения, рассортируешь их по адресам так, чтобы составить маршрут, и – вперед! Ходить шесть-семь часов по улицам было для меня в удовольствие, и для здоровья большая польза. А мне еще за это и деньги платили!»
Но телеграфе она проработала десять лет. «Ушла оттуда, когда почувствовала, что не могу уже по многу раз взбираться на этажи, чтобы вручить телеграмму, – поясняет Евдокия Киприяновна. – Перегружать свой организм, я считаю, никогда не следует. Физическая нагрузка должна в радость. Тогда она будет во благо здоровью».
Евдокия Киприяновна, словом, – женщина рассудительная. А потому, вернувшись из поликлиники домой, она засобиралась назавтра к другим врачам.
«ЖДИТЕ, ВАС ВЫЗОВУТ!»
Евдокия Киприяновна решила съездить в институт травматологии и ортопедии. Обычно люди приходят туда с направлениями от участковых врачей. «Ну, не прогонит же доктор ветерана тыла без «бумажки»!» – посчитала Евдокия Киприяновна. И оказалась права.
Врач направил ее на рентген. Позже, рассматривая снимки, доктор сообщил: «Причина ваших болей –
коксартроз тазобедренного сустава. Это заболевание, поражая суставы, постепенно разрушает их поверхность. У вас уже довольно сильно пострадали хрящи правого тазобедренного сустава. Отсюда и боль при движении. Коксартроз, к сожалению, не лечится. Разрушительный процесс будет развиваться и дальше, и боли в дальнейшем усилятся. В этой ситуации есть только один выход: замена изношенного сустава на искусственный (
замена тазобедренного сустава). Но сможете ли вы перенести такую тяжелую операцию? Для меня это большой вопрос!»
– Я выдержу, доктор, не сомневайтесь! – поспешила заверить врача Евдокия Киприяновна. – Могу лечь на операцию хоть завтра!
– На льготные операции у нас, увы, существует очередь на годы вперед. К нам ведь направляют больных со всей области. Поэтому вам надо будет записаться в очередь и набраться терпения. О том, когда дойдет до вас черед, лучше узнать в регистратуре.
В регистратуре сказали: «Ждите!» – «А как долго?» – «Да кто ж знает! Может, года три, а может, и пять. Мы вам позвоним, когда настанет время…»
Евдокия Киприяновна, конечно же, очень расстроилась. Но, с другой стороны, ей ведь не отказали: поставили на учет! Оставалось ждать и надеяться, что огромная очередь каким-то чудесным образом рассосется, и ей вдруг позвонят и скажут: «Ну, вот видите, как быстро подоспела ваша очередь. Пожалуйте на операцию!»
Через год она решила узнать: долго ли еще ждать? К тому времени страшные боли уже окончательно прописались в теле, давая о себе знать при малейшей попытке пошевелиться.
– Минуточку, – ответили ей по телефону. – Сейчас посмотрим. Вы у нас теперь семьсот двадцать третья в очереди…
«СУШИТЕ ВЕСЛА…»
Видеть то, как страдает от боли мама, – что может быть хуже? Разве только одно: осознание своего полного бессилия от невозможности ей чем-либо помочь.
«То время вспоминается мне одним сплошным кошмаром, – рассказывает Виктор Петрович, ее сын. – Болезнь быстро прогрессировала. Однако везде, куда бы я ни обращался, говорили: «Это не лечится! Помочь может только операция по замене тазобедренного сустава. Но оперировать пациента в таком возрасте – это безумие! Мы, во всяком случае, за это не возьмемся!»
Один знакомый врач по-дружески растолковал Виктору Петровичу: «Пойми, никому из хирургов не нужна негативная статистика. Твоей маме в силу ее возраста просто не перенести такую операцию. При замена тазобедренного сустава большая кровопотеря неизбежна, и это убьет твою маму еще прежде, чем закончится операция!»
Поверить в его правоту означало бы подписать матери смертный приговор. Ведь, когда она совсем не сможет ходить и сляжет в свои 86 лет, развязка не заставит себя долго ждать. Евдокия Киприяновна и сама это прекрасно понимала. Стиснув зубы и превозмогая боль, она старалась передвигаться по квартире, опираясь на ходунки, которые купил ей сын…
Надежда на счастливый исход затеплилась при известии об открытии в одной из городских больниц современного отделения травматологии и ортопедии.
– Поехали мы с мамой туда, – вспоминает Виктор Петрович. – Отыскали нужное здание: новое, большое. Разделись в гардеробе, и тут выяснилось, что врачи у них принимают в противоположном конце корпуса. А мама уже не ходила. Хорошо, хоть в гардеробе нам выдали кресло-каталку. Консультировал нас хирург, кандидат наук. «Надо сделать рентген! – сказал. – А так, без снимка, что я вам могу сообщить? Ничего!»
Ладно, поехали чёрт-те куда, по коридорам, в рентген-кабинет. Там – живая очередь: часа на четыре. Заняли очередь, ждем. А в рентген-кабинет все время подвозят больных из стационара, и им делают снимки вне очереди. И еще точно так же, без очереди, заходят туда пациенты с какими-то особыми направлениями. Мы всех вперед пропускаем, ждем. Мама уже кусает губы от боли. А нам еще ждать и ждать. Пошел я искать зав отделением. Нашел. Говорю ему: «Кто-нибудь из вашего персонала может сделать обезболивающий укол моей маме, чтобы она так не мучилась? Я заплачу!» – «Нет, – отвечает. – Мы этого делать не станем. У нас права такого нет!»
Ладно, кое-как дотерпели. Сделали рентген. Вернулись к врачу. Он снимки посмотрел и говорит маме: «Подождите за дверью, пожалуйста!» А потом – мне: «Уж не думаете ли вы, что мы волшебники? Вы ошибаетесь! Мы – хирурги, и чудеса не творим. А потому одно скажу вам твердо: пациентка неоперабельна!»
– Мы так надеялись на них, – говорит Виктор Петрович. – Ведь это совершенно новый медицинский центр! Там же современное оборудование. Да и врачи, и весь персонал, наверное, подбирались не по принципу «с миру по нитке»!
После такого категоричного отказа что оставалось делать? Признать, что желаемое абсолютно неосуществимо? Бросить весла и покорно плыть по течению – к бездне?
СОЛОМИНКА ДЛЯ УТОПАЮЩЕГО
Что в таких обстоятельствах питает веру людей, понятия не имею. Но совершенно точно – не пассивные мольбы о счастливом исходе.
На следующий день Виктор Петрович, прихватив рентгеновские снимки, решительно направился в уже знакомый нам институт травматологии и ортопедии. В этом профильном медицинском учреждении существует система платных консультаций специалистов самой высокой квалификации.
– Меня принял седовласый доктор-хирург,– рассказывает Виктор Петрович. – Как многоопытный врач, он понял все, что называется, с первого взгляда. Мне он показался очень авторитетным. Я ему пожаловался: никто, дескать, не хочет брать маму на операцию. Он смолчал. Потом снова взял снимок в руки, покрутил его и сказал: «Они не взялись, и мы не возьмемся тоже. Ну, не можем мы! Как вы этого не поймете?!»
Я был потрясен услышанным. Всё, рухнула последняя надежда! Впереди – сплошной мрак…
«Делайте со мной что хотите, – заявил я ему, – но только отсюда я никуда не уйду! После вас мне просто некуда идти. Мне не к кому больше обращаться!»
Несколько минут мы оба молчали, как в рот воды набрали. Потом, в конце концов, он произнес: «Ладно, назову вам одного доктора. Фамилия его – Полляк. Попробуйте к нему обратиться. Михаил Наумович – очень хороший специалист. Когда-то работал в нашем институте, а сейчас он заведует
ортопедическим отделением в клинике пластической хирургии на Московской, 19. Может, он сможет чем-то вам помочь».
«ВОЗРАСТ – НЕ ПРИГОВОР!»
От переулка Банковский до улицы Московской по прямой – километр, не больше. Через десять минут Виктор Петрович был уже в здании екатеринбургского Центра косметологии и пластической хирургии. На его счастье в тот день у доктора Полляка было всего две операции, и Виктор Петрович сумел попасть к нему на прием.
– Михаил Наумович – единственный хирург, чье лицо осталось прежним, совершенно спокойным, когда он услышал, сколько моей маме лет. «Возраст – это не приговор! – ответил он. – Для отказа в операции лично мне известно только одно основание: крайне неудовлетворительное состояние здоровья пациента. Ваша же мама, судя по рассказу, может дать фору многим пожилым людям моложе нее. Так что, привозите ее в клинику. Мы обследуем вашу маму и тогда уже все и решим».
Выйдя от врача, Виктор Петрович спустился на лифте вниз, в регистратуру. Там ему спланировали маршрут и график посещения специалистов: лаборатория, врач-кардиолог, терапевт, кабинет функциональной диагностики, врач-анестезиолог, ну и доктор Полляк, конечно.
В назначенный день Виктор Петрович привез маму. Внеся ее на руках в клинику, усадил в кресло-каталку, и они двинулись в путь. Что ни кабинет, то ободряющее заключение: «электрокардиограмма хорошая»; «диабета нет», «тромбофлебита нет»… В общем, все в их пользу! Настроение взмыло еще больше от слов врача-анестезиолога: «Организм, конечно, поизношен, но все анализы, в общем-то, хорошие. Никаких серьезных патологий у Евдокии Киприяновны не выявлено. Состояние ее здоровья поэтому я оцениваю как удовлетворительное и не вижу причин для отказа в
операция по замене тазобедренного сустава».
Потом их принял доктор Полляк. «Ну, с таким здоровьем беспокоиться не о чем! – сказал он. – Осталось только сделать снимки больного сустава в разных проекциях и согласовать дату операции».
Рентген-кабинет был рядом, буквально в нескольких шагах, и через десять минут Виктор Петрович и Евдокия Киприяновна уже опять сидели перед Михаилом Наумовичем…
ДИЛЕММА
Операция эндопротезирование запланировали на конец недели. Столь бурное развитие событий не могло не радовать. Было, однако, одно обстоятельство, от которого Виктор Петрович не находил себе места.
Нет, речь шла вовсе не о деньгах. И хоть нужной суммы в тот момент не было на руках, Виктор Петрович знал, как выйти из положения. Ему при желании, как хозяину и директору небольшой, но успешной торговой компании, охотно дали бы кредит в любом банке. Правда, потребовалась бы неделя, а то и больше на оформление бумаг. А в его распоряжении, увы, не было столько времени. Он поступил поэтому проще: снял необходимую сумму со своего предпринимательского счета. Ради здоровья матери он был готов на все. Если бы потребовалось, не колеблясь, срочно продал бы джип. Дело, короче, было не в деньгах.
Терзания Виктора Петровича носили чисто нравственный характер. Задолго до описываемых событий он забронировал номер в отеле на побережье в Болгарии и приобрел авиабилеты но всю свою семью: жену, себя и троих детей. Кто мог предвидеть, что события через несколько месяцев примут такой оборот? И вроде как выходило: он оставляет маму в самый неподходящий момент, а именно за день до операции.
– Я очень сильно переживал, – говорит Виктор Петрович. – Если бы мы ехали отдыхать с женой, я бы, конечно, не раздумывая, сдал билет. Но дети! Они-то уже настроились на отдых. Мне предстояло сделать крайне трудный выбор. На одной чаше весов – моя мама и тревога, как она перенесет операция по замене тазобедренного сустава, на другой – трое детей, мечтающих оказаться на море. И тут мне позвонила из Москвы двоюродная сестра, с которой мы поддерживаем близкие отношения. Я рассказал ей о том, что меня гнетет. Она сказала: «Ты сделал уже все от тебя зависящее. Добился того, что твою маму берут на операцию, и не абы кто, а хорошие врачи. Определив ее в надежные руки, что еще ты можешь сделать для нее? Ровным счетом ничего! Не лишай детей радости. Поезжай с ними в отпуск». То же самое сказала мне и младшая мамина сестра. Она живет тут, в Екатеринбурге, причем буквально в сотне метров от Центра косметологии и пластической хирургии. «Конечно, езжай! – заявила она. – И не переживай! Я буду каждый день навещать сестру и тут же докладывать тебе по телефону о ее самочувствии».
Камень с души свалился только, когда, позвонив из Болгарии Михаилу Наумовичу, Виктор Петрович услышал: операция прошла успешно. Маме даже не понадобилось переливание крови. Так что, для треволнений нет оснований. На следующий день позвонила мамина сестра: «Была у нее прямо в палате. Думала, что после таких тяжелых операций люди маются. Ничего подобного! Евдокия лежит на кровати под капельницей, вся в проводах и ну ни капельки не страдает!»
Все последующие новости тоже были хорошими. Через два дня Евдокия Киприяновна уже поднялась с кровати и постояла на ногах: «Никакой боли – ни-ни!» А на следующий день она уже сделала первые осторожные шажки... «Ты можешь себе это вообразить?! – рапортовала мамина сестра в очередной раз. – Она уже там гуляет по коридорам под ручку с Михаилом Наумовичем!»
Виктор Петрович радовался и вместе с тем недоумевал. «Как такое возможно?! Его же столько раз пугали тем, что мама не перенесет такую операцию. А ей даже переливание крови не понадобилось!» Ну, не волшебство ли?!
Когда через десять дней Виктор Петрович вернулся в Екатеринбург, то он первым делом устремился, конечно же, в клинику – к маме. Поднявшись в стационар, он увидел ее в коридоре с костылями.
– Господи, мама! Ты уже ходишь самостоятельно?! Не больно тебе наступать на правую ногу?
– Нет, нисколько! – рапортовала Евдокия Киприяновна. – Боль пропала сразу после операция на тазобедренном суставе. А ходить мне доктор рекомендовал. Еще он показал мне специальные упражнения. И, знаешь, после них у меня в ногах сил с каждым днем все больше становится. Если дело и дальше так пойдет, то скоро мне и костыли не понадобятся!
ЧЕТЫРЕ ЮБИЛЕЯ
В этом году семья Токмаковых отпразднует сразу несколько знаменательных дат. Первый юбилей уже состоялся. В марте Евдокии Киприяновне исполнилось девяносто лет. Конечно же, были цветы и пожелания ей – маме, бабушке, сестре – наикрепчайшего здоровья и жизни, по меньшей мере, до ста лет. Теперь она, кстати, живет в одном доме с сыном, в соседнем подъезде.
Вереницу юбилеев продолжит старший сын. В мае ему исполнится двадцать пять. После политехнического института он совершенствовал знания в Оксфорде и вот только недавно вернулся домой. Семья поздравит его со вступлением во взрослую жизнь, и Виктор Петрович, наверняка, пожелает сыну не терять никогда, ни при каких обстоятельствах, веры. В знак согласия сын кивнет головой и, возможно, даже споет с оксфордским акцентом: «We Shall Overcome!» В смысле, все преодолеем…
Затем настанет черед самой младшенькой. Этим летом ей «стукнет» аж целых пять лет! Чего можно пожелать ребенку в таком возрасте? Расти красивой, как мама, умной, как папа. И – верить в то, что волшебство случается иной раз в жизни. Если этого, конечно, очень-очень захотеть...
И будет, наконец, еще один юбилей. Тут уж сам Виктор Петрович будет принимать поздравления. Ему исполнится пятьдесят лет. Что ему подарят близкие, не знаю. Мне известно другое: себя он уже одарил. Его мама, Евдокия Киприяновна, придет к нему на день рождения – жива-здорова, бодра и энергична, как будто бы ей всего семьдесят с хвостиком, а вовсе не…
ВОЗРАСТ – НЕ КРИТЕРИЙ!
Сегодня, когда продолжительность жизни возросла, все больший процент населения составляют пожилые люди. Поэтому такая типичная «возрастная» болезнь, как деформирующий остеоартроз, стала более распространенной. Вправе ли врач отказать в помощи человеку по причине его «слишком почтенного» возраста? Этот вопрос мы адресовали специалистам Екатеринбургского центра косметологии и пластической хирургии.
Зав. отделением травматологии и ортопедии, врач-хирург высшей категории, кандидат медицинских наук Михаил Наумович Полляк:
Сам по себе возраст человека не может, конечно же, служить основанием для отказа в хирургической помощи. Паспортные данные – это не критерий здоровья. А потому это – не противопоказание.
Если брать мировую статистику, то две трети операций по тотальной замена тазобедренного сустава приходится на больных старше 65 лет. Причем доля пациентов в возрасте свыше 85 лет, по данным Американской академии ортопедических хирургов, увеличилась за последние годы очень существенно – на 21 процент. Эта тенденция в дальнейшем станет только усиливаться по мере увеличения продолжительности жизни населения.
Другое дело, что любая хирургия сопряжена с риском. И эти риски, если верить усредненным данным, выше у пациентов преклонного возраста – главным образом, в плане большей вероятности послеоперационных осложнений. Про это нужно, разумеется, помнить. Помнить, однако, не означает придерживаться принципа: «не буди лиха, пока оно тихо». Таких пожилых пациентов следует лечить и выхаживать с несколько большим тщанием и предосторожностями (реабилитация после эндопротезирования тазобедренного сустава). Вот и всё!
Расскажу, как это делается в нашей клинике.
Эндопротезирование тазобедренного сустава – это «большая хирургия». Большая в том смысле, что человеческому организму понадобятся немалые жизненные резервы для скорейшего восстановления после операции. Их следует оценить заранее – ради безопасности пациента. Сделать это можно, только выяснив индивидуальный статус здоровья.
В нашей клинике принято делать это коллегиально. Неважно, сколько пациенту лет – 40, 60, 75 или 86, если он кандидат на эндопротезирование тазобедренного сустава, ему предстоит пройти тщательное обследование у специалистов терапевтического отделения. Такое обследование занимает, как правило, несколько часов, включая сдачу анализов в лабораторию клиники.
Когда заключение о состоянии здоровья человека готово, с ним знакомится врач-анестезиолог – всегда именно тот, кто будет работать со мной на операции. Ему предстоит сформулировать свои собственные соображения по поводу успеха предстоящей операции. После встречи и личной беседы с пациентом врач-анестезиолог, подобно всем специалистам клиники, фиксирует свое мнение письменно. Это не дань бюрократизму. Это готовность большой команды врачей очень высокой квалификации, оценив риски, разделить ответственность за исход операции вместе со мной, хирургом.
Ознакомившись с прогнозами моих коллег, мне остается тщательно продумать детали будущей операция на тазобедренном суставе. После оценки состояния вертлужной впадины и бедренной кости, нужно выбрать подходящую для пациента конструкцию искусственного сустава, определиться с его размерами и способом фиксации. В последнее время качество искусственных суставов и техника их установки заметно усовершенствовались. Правильный их выбор сводит риск послеоперационных осложнений к минимуму.
Жизнедеятельность организма пациента в операционной в полной мере зависит от врача-анестезиолога. Поэтому операция эндопротезирование – это не только мои действия. Кто бы со мной ни работал, а в клинике несколько высококлассных врачей-анестезиологов, его мастерство позволяет мне целиком сосредоточиться на выполнении своей задачи. Рабочий процесс не останавливается ни на минуту. Медсестры, с кем я оперирую уже много лет, прекрасно знают, какой инструмент может мне понадобиться в ту или иную секунду. Мы – одна бригада, и взаимопонимание – это часть профессионализма.
Ну, вот операция по замене тазобедренного сустава закончена. Но праздновать успех пока что рано. Теперь все будет зависеть от того, как станет проходить реабилитация после эндопротезирования.
После операции пациента увозят на каталке в ПИТ – палату интенсивной терапии. Отныне он будет под опекой других медсестер, не менее замечательных, чем те, кто помогал мне во время операции. Назавтра пациент пробудится ото сна, и его переведут в обычную палату
стационара: одно- или двухместную – это уж как сам он выбрал.
Пока человек не выздоровеет окончательно, его психоэмоциональное состояние может быть нестабильным. Существует предвзятое мнение, что пожилые люди отличаются мнительностью и излишней придирчивостью. Они де неуживчивы с окружающими и, оказавшись в стационаре, только тем и занимаются, что всем это демонстрируют. На самом деле никаких различий в поведении и реакциях выздоравливающих людей нет. Все одинаково болезненно воспринимают невнимание к себе и все нуждаются в поддержке, понимании и теплых словах.
Можно попытаться, конечно, описать словами то, как терпеливы и неравнодушны к нуждам пациентов медсестры нашего стационара. Но лучше прийти в клинику, подняться на второй или третий этаж, приотворить дверь в стационар, и там, на медсестринском посту, увидеть цветы. Эти букеты, которые пациенты дарят не только врачам, но и «самым лучшим в мире» медсестрам, скажут вам больше, чем слова.
Для чего нам нужна такая атмосфера в стационаре? Чтобы было полное сотрудничество между врачом, медперсоналом и выздоравливающим больным, а также членами его семьи, которые его посещают и заинтересованы в успехе лечения. И чтобы их от этого ничто не отвлекало.
Что имеем в итоге? Пациент точно соблюдает рекомендации врача и полон оптимизма. И это сводит на нет риск послеоперационных осложнений.
Четыре года назад Евдокию Киприяновну привезли ко мне на прием в инвалидной коляске. Давайте предположим, что ее крепкий организм, несмотря на такое заболевание, как коксартроз, позволил бы Евдокии Киприяновне дожить до 90 и более лет. Все это время она была бы прикована к постели, страдая от постоянных болей. Каково было бы – риторический вопрос – качество ее жизни? Если тут употребимо, вообще, слово «качество».
Ясно также, что и качество жизни ее близких и, в первую очередь, сына было бы абсолютно другим...
Сказать «Извините, но лечить мы вас не будем!» легче всего. Произнеся это, надо просто не брать в голову, как станут развиваться события дальше. Коксартроз не лечится, и это известно даже людям без медицинского образования.
Почему мы не сказали этого? Мы что же такие смелые – не в пример другим? Или, может, мы безрассудные? Или настолько «коммерческие», что за деньги готовы рисковать жизнью пациента? А потому беремся за то, за что браться «разумные» медики избегают.
Ни то, ни другое, ни третье.
Есть современные стандарты медицинской помощи, повсеместно принятые в развитых странах. Если бы кто-то из хирургов-ортопедов там отказал в помощи престарелому человеку без четких обоснований, разразился бы скандал. Врача обвинили бы в эйджизме – негативном и предвзятом отношении к старикам. Потому что в цивилизованных странах принято считать: старшее поколение – это люди, у которых есть интересы и желание жить, а не развалины, которые уже отжили свое. Поэтому и в Европе, и в США не существует «потолка»: дескать, до 80 лет больным можно провести замена тазобедренного сустава, а всем, кто старше, – ни-ни! Там оперируют пациентов и в 90, и в 95 лет. И при этом никто не претендует на то, чтобы имя хирурга и его пациента внесли в Книгу рекордов Гиннеса. То есть это – норма.
Такое возможно, конечно, только при ряде условий. Клиника должна быть хорошо оснащена. Хирургам и анестезиологам нужно обладать не только отличной подготовкой, но и солидным опытом. Накануне операция эндопротезирование больной обязательно должен быть детально обследован – во имя его же собственной безопасности. А после
операция по замене сустава необходимо обеспечить должные меры по реабилитация после эндопротезирования пациента.
В нашей клинике есть все эти условия. Они есть и в крупных муниципальных больницах.
Так в чем же дело?
Дело, думаю, в отсутствии уверенности у врача, что такая ситуация полностью подконтрольна ему – от начала и до конца. Пациент преклонного возраста – это всегда дополнительные хлопоты и беспокойство для хирурга. Хирург может блестяще выполнить операцию, а дальше уже многое будет зависеть от функциональных резервов организма и послеоперационной адаптации пациента. Все ли будет с ним благополучно назавтра после операции – вот за что главным образом переживает хирург. Он, кроме того, прекрасно понимает: этому пациенту потребуется, несомненно, большее внимание в течение всей реабилитация после эндопротезирования тазобедренного сустава. А может ли гарантировать ему это муниципальный хирург? Нет, не может. Потому что его дело – оперировать, а выхаживать – удел других медработников…
Особенность нашей клиники – в умении независимых по своей специальности врачей работать в одной команде, когда этого требует дело. Команда – это не просто набор компетенций. Это сочетание общих и согласованных ценностей, а также обязательных стандартов, разделяемых всеми сотрудниками. Являясь участником хорошо функционирующей команды, вы не можете сказать: «Ну, я-то свою часть работы сделал хорошо, а остальное меня не касается!»
Когда команда сплочена, это служит более успешному достижению общих целей, а для пациентов это означает еще и, несомненно, лучший сервис. Пациенты нашего ортопедического отделения, например, имеют возможность после выписки из стационара посещать специальный зал физической реабилитации. Занятия в нем помогают пациенту восстановиться быстро и полностью под врачебным контролем, в том числе и хирурга (реабилитация после эндопротезирования).
Первичное обследование начинается со встречи со мной, врачом-кардиологом. Затем пациенту выполняют исследование крови в нашей лаборатории. После этого ему делают ультразвуковое исследование сердца, вен нижних конечностей и ЭКГ. Обычно этого достаточно, чтобы оценить риски и безопасность предстоящей хирургии. Но, если нужно, к оценке индивидуального статуса здоровья человека подключаются другие наши врачи-специалисты: флеболог, эндокринолог, ревматолог, гастроэнтеролог. В конце обследования пациенту предстоит еще побеседовать с такими врачами, как терапевт стационара, анестезиолог и реабилитолог. Такой алгоритм обследования здоровья обязателен в нашей клинике для всех кандидатов на операции, включая и пластические.
Поэтому, взяв из архива карту пациентки Евдокии Киприяновны Токмаковой, 86 лет (на тот момент), мы можем прочитать там следующее: «До 80 лет проблем со здоровьем не было, к врачам не обращалась. Шесть лет назад была прооперирована по поводу катаракты. Имеется умеренное повышение артериального давления: не выше 140/85 миллиметров ртутного столба, при ежедневном приеме таких-то таблеток. Кроме того, выявлены изменения щитовидной железы, носящие возрастной характер; медикаментозная коррекция не требуется…».
И это – всё! Если «забыть» про коксартроз, перед нами фактически здоровый человек. Состарившийся, но здоровый.
В случае с ней, признаюсь, мы даже перестраховались, включив в штатную схему обследования консультацию у врача-эндокринолога. И выявили те самые изменения щитовидной железы возрастного характера, зафиксированные в ее карте. Другими словами, мы постарались ничего не упустить из виду.
В итоге Евдокия Киприяновна была благополучно прооперирована, избавлена от постоянных болей. Она снова смогла ходить, сама себя обслуживать и жить в свое удовольствие.
Хорошо помню эту пациентку. Причин тому несколько. Запомнился, прежде всего, ее рассказ о мытарствах. Осуждать других врачей, однако, не стану. Ведь, чтобы иметь дело с пациенткой самого высокого хирургического риска, надо обладать и опытом, и возможностями.
В случае с Евдокией Киприяновной я и сам изначально оценивал риск как высочайший. Да, ей удалось каким-то удивительным образом сохранить здоровье, и у нее не было выявлено никаких серьезных патологий. Но в чем здесь заключалась опасность? В первую очередь, в том, что резервные возможности организма пожилого человека объективно всегда ниже. А такое заболевание, как коксартроз, конечно же, еще больше подрывает силы больного. И не считаться с этим было бы недальновидно. Предстояло поэтому все очень четко просчитать.
А начать следовало с мер, которые помогли бы сберечь силы Евдокии Киприяновны во время операция эндопротезирование, чтобы в дальнейшем она успешно восстановилась. Нужно было хорошо продумать, как снизить кровопотерю до минимума, чтобы обойтись без переливания крови. В нашей клинике этому всегда уделялось внимание – еще до того, как появилось ортопедическое отделение. Но с его открытием этот вопрос обрел первостепенную актуальность. Ведь в обычных больницах при
тотальной замене тазобедренного сустава теряется от полулитра крови. Для пожилого пациента это очень много. А с Евдокией Киприяновной допустить такое было бы в высшей мере рискованно.
Во время операция по замене тазобедренного сустава, кроме того, необходимо было сделать так, чтобы организм Евдокии Киприяновны не пострадал от операционной травмы, чтобы его жизнедеятельность ни в малой степени не нарушилась и проходила в «идеальных условиях». Эта цель была достигнута благодаря тому, что наша клиника располагает всем лучшим из того, что есть в мировой анестезиологии: самой передовой аппаратурой и самыми современными препаратами.
Надо заметить, что анестезиология в наши дни не сводится только к тому, чтобы пациент ничего не ощущал, не слышал и не видел во время хирургии. Надежно закрыть все «ворота» для боли на всех уровнях – в коре головного мозга, в подкорковой зоне, на уровне спинного мозга и в месте будущего разреза кожи, – конечно же, важно. Но, помимо этого, требуется еще взять на себя управление организмом пациента в ходе операции. Моя задача – снабдить его всем, в чем организм нуждается в обычном состоянии в обычной жизни: кислородом, питанием в виде растворов, солями, водой.
Добившись хороших показателей гемодинамики, газообмена, обмена веществ еще до начала операции, мы удерживаем гомеостаз – идеальное или близкое к этому физиологическое равновесие – все то время, пока длится общая анестезия. Пациент таким образом не испытывает стресса, находится в состоянии покоя. Он – в «нежных руках», одним словом.
Контролируя гемодинамику и все основные жизненные функции организма и плавно корректируя, когда нужно, отклонения от «курса», я избегаю, в том числе, лишней кровопотери. Разумеется, мы используем много других мер и приемов кровосбережения. Некоторые из них являются нашими ноу-хау. Их применение позволяет нам в восьмидесяти процентах
операций по замене крупных суставов обходиться без переливания донорской крови.
У нас используются самые современные ингаляционные анестетики. Они не связываются ни с белками крови, ни с печенью, а потому не накапливаются в организме. Оказав свое действие, они выходят в неизменном виде обратно. После пробуждения Евдокия Киприяновна не испытала поэтому никакого дискомфорта.
В послеоперационном периоде мы придерживаемся принципа: пациенту не должно быть больно ни минуты. Ведь даже кратковременная боль истощает организм. Поэтому мы всегда выстраиваем продуманную программу воздействия на различные структуры мозга и ткани, чтобы блокировать боль на всех уровнях в послеоперационном периоде. Отсутствие боли дает возможность пациенту полноценно дышать, общаться с родственниками сколько хочется, раньше встать с кровати.
Евдокия Киприяновна лишний раз подтвердила нашу правоту, встав на ноги очень скоро, – даже на день раньше, чем я того ожидал. Встречая потом ее в стационаре и видя, с каким прилежанием и упорством она, следуя рекомендациям Михаила Наумовича, учится заново ходить, часто в его сопровождении, я в дальнейшем уже не удивлялся тому, как она быстро шла на поправку.
Ее воля, страстное желание полноценно жить и готовность бороться за себя сыграли немаловажную роль при вынесении мною и моими коллегами заключения о благоприятном прогнозе хирургического вмешательства.
Источник: Академия Красоты, №1 (35) 2012.
Автор: Алексей ШАПОРЕНКО
